Возможно я проживал дни и делал множество жестов где-то в других местах, других странах, но всё слилось в этом белом пламени, всё сконцентрировалось в ритме этой одинокой прогулки, я сдерживал дыхание, как будто ещё раз хотел услышать слово и повторить жест. Я пробирался на ощупь в великой памяти гонгов и корицы к солнечному просвету вдали, маленький пилигрим в марше времени обращённом назад; я карабкался по кривой столетий, потерянных существований – тщетные и озарённые жизни под великим взглядом, сказка за сказкой в сердце этой оболочки; я сжимал это маленькое пламя в своём сердце, эту единственную каплю света в конце мириадов столетий, и мой свет почти пел. Он был подобен ритму, поднимающемуся с каждым шагом из глубин времени, из глубин напрасных усилий и из глубин миллионов моих прогулок по забытым равнинам; он был так же гладок как плиты мостовой, так же бесконечен и ясен как улыбка покойника и как все мертвецы, которыми я был, и всё слилось в этой музыке: все лица и вся любовь, все молитвы, все храмы, тысячи храмов где я надеялся, молился и поклонялся, все боги, которых я любил, все мистерии; одинокая нить из музыки, связывающая все мои шаги; высокое, белое, поющее напряжение, почти неподвижное в молниеносности своего существования; уникальная и вечная вибрация. Я шёл под священными плитами как озарённый слепец – крошечный образ, который несла улыбка, и всё переживалось вспышками: несчастье за несчастьем, надежды и разочарования, ах! что осталось? Одинокая любовь заманивала в ловушку все мои взгляды, вуалируя светом бесконечный бег жизни, бездны за безднами, смерти, бесплодные жизни, и я шёл к триумфу, который вырастал с каждым шагом и который рос из глубин моей души в великом белом ритме, как будто все печали моей жизни поднимались, очищались, освобождались, превращались в свою светящуюся суть. О! эта чистая песня, этот победоносный свет в конце! Миллионы нежностей возникающие из миллионов печалей, которые знали всё: тьму, подлость, низость, мудрость, которые совершали всё зло, добро; которые любили, ненавидели и которые задыхались от слишком большого понимания! Тот же взгляд любви в сердце стыда, безымянное нечто, которое всегда находилось там и которое узнаёт всё; короткие вспышки осознания, похожие на миллионы криков любви возвращающихся из миллионов ночей, единый крик слияния в конце, как будто ты живое самопожертвование всех печалей мира, земля в миниатюре, бесконечно маленький образ, несущий в себе миллионы людей, ах! как будто всё наконец-то готово взорваться, и я погружу свой лоб в солнце, раскрою руки и верну это пламя навсегда. САТПРЕМ
|